Владимир Сальников. Мемориал одного постмодерниста

"Памятные виды" Нафтали Ракузина

В начале 1980-х покойный ныне один из старейших столичных живописцев Юрий Бурджелян показал мне каталог художника, имя которого я узнал еще в семидесятые. Это были тщательно выполненные карандашные рисунки, изображавшие корешки книг и альбомов по искусству, стоящих на полке. Художника звали Нафтали Ракузин, Он был москвичом по рождению. Закончил Полиграфический институт на год раньше меня, в 1970-м, в 1974-м переехал в Израиль, а оттуда в Париж. На родине был Анатолием, как, собственно, и зовут его друзья до сих пор. Графика новоиспеченного парижанина Нафтали мне понравилась. Во-первых, в рисунках чувствовалось внимание художника к реальности, даже столь привычно-незаметной, как книжные стеллажи и сани книги, которые мы читаем или просто листаем. Во-вторых, в столь на первый взгляд реалистических композициях отсутствовала жанровость. То есть это были с одной стороны "портреты" заурядных предметов, сделанные с личной заинтересованностью. А с другой - они находились вне строгих границ жанра натюрморта, который навязывал автору всегда одно и то же содержание, открытое еще в XVII веке раз и навсегда. Это было в русле моих тогдащних поисков.

Кроме того, это явно было постконцептуалистское искусство, противостоящее самому влиятельному международному направлению с начала 70-х годов - концептуализму с его умозрительностью, бесчувствием к форме, бесконечной скептической рефлексией над самой материальной составляющей творчества. Я и сам в тот момент как раз пытался создать именно такую альтернативу течению, все более распространявшемуся и в московской андерграундной среде. Если вспомнить то время, то окажется, что множество художников по всему миру, реабилитировавших живопись, от немецких неоэкспрессионистов до итальянских трансавангардистов, работали над схожей проблемой. Не зря в каталоге к нынешней выставке Ракузина в галерее "pop/off/art" (о ней чуть ниже) в интервью с автором сотрудник галереи Ева Вишневская старается встроить его стремления в перспективу буйного и эклектичного постмодернизма, пришедшего на смену концептуальной бесчувственности. К несчастью, в наше время эта перспектива уже выглядит бесконечной, безразмерной и потому ужасающей в своей банальности, не обещающей света в конце туннеля. Но на рубеже семидесятых и восьмидесятых, когда понятие "постмодерн" возникло в Англии всего лишь как новаторский архитектурный термин, а французский философ Жан-Франсуа Лиотар в книге "Постмодернистский удел" только начинал "возгонять" его до универсального явления, это сегодняшнее «чудище обло, озорно, огромно, стозевно и лаяй»  еще находилась во младенчестве.

Интересно, что в том же интервью Ракузин говорит о своем "снятом", как сказал бы гегельянец (Aufheben для создателя диалектики означало одновременное сохранение и устранение какого-либо принципа), концептуализме. Свои же портретирующие книги работы-натюрморты Ракузин называет по-английски - still life, имея в виду "тихую жизнь" вещей, а не их отличие от живой природы, к которому отсылает французское nature morte (мертвая природа), соотносящееся с породившими его барокко и Контрреформацией с их драматическим накалом уничтожения всего человеческого. Тоже своего рода полемика с концептуализмом.

Это что касается контекста времени и генезиса творчества Нафтали Ракузина. А теперь о том, с чем он вернулся в столицу. Проект "Памятные виды / Cartes Postales" в галерее Сергея Попова "pop/off/art" (кстати, для Ракузина здесь - уже второй по счету) - написанные маслом пейзажи городов, где художник жил: Москвы, Иерусалима, Парижа. Но сделаны они не с натуры, а с фотографий, которые напечатаны в сувенирных альбомах, этим городам посвященных. Выглядит трогательно, особенно если учесть эмигрантскую судьбу живописца, хранящего свои воспоминания лишь на страницах книг. Причем виды городов изображены так, как и напечатаны - на раскрытых разворотах альбомов, с сохранением подписей и нумерации страниц.

Глядя пристальнее, чувствуешь, что проблема куда шире ностальгии и касается роли фотографии, кино и видео в мышлении современного человека. Ведь давно замечено, что не только сны порождают произведения искусства, доказательством чего служат фильмы Дали и Бунюэля, но и само кино влияет на наше сознание и подсознание, даже на сновидения, создавая их структуру. Кажется, черно-белый мир моих собственных снов сформирован черно-белыми советскими фильмами, которые так были важны и любимы в детстве. Конечно, предстающие перед зрителем в альбомах образы великих городов донельзя заезжены и банальны: крыши Парижа, вид зимнего Кремля из окон уже разрушенной гостиницы "Россия" и т, д.. Однако в этой клишированности заключена и великая правда этих пейзажей, принадлежащих миллионам обыкновенных людей, если не всему человечеству сразу, ведь их главный потребитель - заезжие туристы.

Особое место на выставке занимают просто изображения книг. Если учесть, что Ракузин происходит из семьи московских книжных иллюстраторов и сам некоторое время работал в полиграфии, то становится понятным его внимание к облику обложек, Тем не менее, в выборе "портретируемых" томов есть своя логика. Судя по названиям, они предстзаляют для художника русскую культуру в целом: "Москва", "Литературный Петербург, Петроград", "Л.Н. Толстой. Документы, фотографии, рукописи", "Родченко".

И последнее. Книга или репродукция - любимые герои постмодернизма С его энциклопедичностью и любовью к культурным играм. Так что Ракузин остается верен выбранной когда-то философии творчества.

В конце же своей рецензии я бы хотел поприветствовать возвращение Анатолия-Нафтали Ракузина на родину хотя бы картинами, В конечном счете, несмотря на якобы международный характер современного искусства и на наши успехи за рубежом, русские художники останутся лишь в национальной истории и в запасниках отечественных музеев.

2009